"Одна жизнь, один шанс, множество загадок." - думал Виктор. Он с досадой вертел в руках чёртов компас. "Ни черта не работает эта штуковина!", - нервы его были на пределе. Было безумно интересно, конечно, но его уже порядком достала эта штука! И как он мог купиться на такую нелепицу! Компас - машина времени! Он даже достал из кладовки старую пилу, попытавшись распилить эту типа "машину времени". Посчитав, что легко сможет привести механизм компаса в действие, Виктор жестоко ошибся. Нехватка информации давала о себе знать и он страстно желал достать из под земли Севастьяна Оттоне, чтобы тот показал ему, как это счастье работает. Почему-то вспомнилась улица Македонского. Слова Севастьяна о выборе... Виктор снова почувствовал себя трусом, и вроде бы ушедшие угрызения совести с новой силой восстали внутри него.

Закрыв глаза, Виктор отбросил компас на подушку, и стал слушать своё дыхание. Мысли путались в голове.

Взяв с кофейного столика рисунок Любви, он с грустью на него посмотрел. И тот, кто был изображён на листке, - словно бы с такой же, ответной грустью, взглянул на него.

- Где же ты, Моя Любовь, - безразлично произнёс Виктор, водя бледным пальцем по своему портрету, - удивительная художница... Возможно ты и дала бы мне ответы на мои вопросы...

Через минуту он уже крепко спал и только обеспокоенная Лулу бегала вокруг него, глядя как беспокойно спит её хозяин.

Рисунок Любви был интересен и по свей форме, и уж конечно по содержанию. Угадывать разные смыслы, различать пересекающиеся и прямые линии, которыми был буквально увит белый лист бумаги, было довольно интересно. Кроме линий там были и кружки, и что-то вроде прямоугольников, в общем какое-то сочетание несочетаемого. И среди всего этого немного проглядывал портрет того или той... Но одного и даже двух взглядов на лист было в общем-то недостаточно для того чтобы прямо ответить на вопрос что же именно там изображено. Это не черный квадрат Малевчиа, и уж тем более ни девушка с персиками, или с какими другими фруктами, это что-то большее, интереснейшее, переносящее нас в глубины сердца или души, буквально прорывающееся с листка бумаги наружу. Только вот основной вопрос- в чьи? В наши собственные или в сердца и души нашего избранника? (избранницы)?

Возможно, всё конечно возможно, но сколько бы можно было придумать мыслей, сколько можно было придумать значений для этого рисунка, в принципе сколько угодно.....смысл был только в том, что одиночество на этой картинке было очевидно, взгляд пустой и бузнадёжный

Виктор спал и видел то , как он совсем один идет по побережью океана. И было чувство, что только Луна понимает и сочувствует ему.. С каждой минутой пустота поглощала его все больше и больше и как будто с новой, более угрожающей силой, грудь сжимала тоска.

Зазвонил чёртов будильник, Виктора словно выбросило из пустоты и одиночества сновидений, но, увы, - не в прекрасный рай, а в место - ещё более усугубляющее эти чувства. Он медленно открыл глаза и снова крепко их сжал, словно пытаясь нырнуть обратно, туда, где было пусть и плохо, но однозначно - лучше чем здесь. "Где же этот дурацкий будильник", - с досадой подумал Виктор, почти уже покинув свой сон. Вставать мучительно не хотелось, - вокруг была его привычная комната в родительской квартире, окутанная холодом и мраком, шторы были плотно задёрнуты, свет выключен. Явно был ещё ранний вечер, но Виктору мучительно хотелось спать и единственное, что мешало успеху его многочисленных бесплодных попыток - это надоедливый звонок будильника. Нет, не под рукой, - а где-то вдалеке на кухне... Странно, что же он там мог делать? Голова жутко разболелась, Виктор накрылся с головой в отчаянной попытке заглушить монотонное беспощадное пиканье и, о, чудо, - наступила божественная тишина...

Пусть тяжесть подушки давила на голову, но Виктор почувствовал эту умиротворяющую, всепоглощающую тишини - и это было словно дар божий, благословение свыше. "Неужели, будильник отключился", - не веря вдруг наступившей тишине подумал Виктор и ещё плотнее придавил себя сверху подушкой. Началось упоительное погружение в сон, в это чудесное побережье океана - обитель его одиночества, покои его грусти, святилище глухонемой, забытой тоски. Попытавшись вдохнуть, Виктор содрогнулся - нет, подушка не давала дышать, снизу была простыня, сверху подушка - и совершенно не было воздуха, а рука вдруг стала неметь. От этого у Виктора чуть не выступили слёзы на глазах. Ему показалось, что он может внезапно уснуть и не проснуться, - он может просто задохнуться и умереть вот такой вот странной, не вязавшейся в голове смертью... Напряжение росло, Виктор нашёл маленькую тропинку к воздуху, слегка освободив подушку, - струя живительного воздуха брызнула ему в лицо и он улыбнулся...

Но лежать было дъявольски неудобно и он осторожно, уже почти поверив, что будильник перестал надоедать, выбрался из-под подушки. Улыбка слетела с его губ в мгновение ока.

С кухни доносилось прежнее пиканье, которое так и грозило взорвать его голову, Виктор, казалось, слетел с катушек. Он, словно раненый из последних сил, откинул одеяло и тремя огромными скачками добрался до кухни. В темноте, ничего не разбирая вокруг, просто на изнуряющий звук, он нащупал будильник и яростно сжал его пальцами. Казалось, теперь пиликала его рука, и он с ненавистью ударил будильник об угол стола несколько раз так сильно, что заболела рука, но чёртов будильник каким-то чудом работал. Тогда он выскочил зал, открыл балкон и, тресясь от залившей его ярости, со всего размаха бросил будильник куда-то вдаль. Проследив глазами летящую чёрную точку, скрывшуюся в ветвях зелёных берёз двора, Виктор я хрипом захлопнул дверь балкона. Вены на его шее вздулись, глаза были широко открыты и залиты той странной

одержимостью, которая подчас заставляет делать людей самые скверные поступки.

Сердце отчаянно колотилось, руки дрожали, - правая ныла болью, словно получила сотрясение, Виктор отчаянно бросился на кровать, словно бы принц, который только что разодрал горло чудовищу на глазах принцессы и теперь, с окровавленными руками, попытался её обнять. Нет, нет, побережье океана безвозвратно покинуло его. Он уже не сможет уснуть, теперь он задумался всерьёз обо всём, что его окружало. Непонятная ненависть, отчаяние, опустошение - помутили его рассудок и теперь он намеревался во всём разобраться.

Первым делом он зашёл в ванную, он смёл с полок кучи разной ненужной бытовой чепухи, вроде средства для долговечности стиральной машинки, зубной щётки с вертящейся головкой и самовпрыскивающейся зубной пастой и прочую навороченную чушь, которую он терпеть не мог, но всегда боялся себе в этом признаться. Он сразу вспомнил свою жёнушку, которая всё время пилила его, обожала походы в косметические сал

оны, дёргала его по всяким пустячным делам, не давая как следует заняться ему единственным важным делом на тот момент, - заняться самим собой. Уж если бы Виктор уделил внимание своему развивающемуся на тот момент бизнес-проекту, уделил внимание друзьям, которые всегда были готовы помочь, а не отрёкся от них, тогда бы, наверно, сейчас успех был повсюду, - ему было бы на что покупать безделушки жене, а она была бы рада и не каталась бы втайне от него на всяких фольсквагенах. Виктор со злостью сжал свою старую зубную щётку при этой мысли и он хрустнула в руках. Простота, - это хорошо, - воскликнул Виктор почти в бешенстве. Он намочил голову холодной водой, а та будто испарилась с его кипящего, перекошенного лица.

Виктор вспомнил Севастьяна. "Настоящий ублюдок!", - подумал он, - "Я не хочу делать никаких выборов. Мне к чёрту не спёкся этот компас, и совершенно не нужна цыганка."

Виктор включил на компьютере старый добрый хард-рок, что было само по себе удивительно, ведь в музыкаль

ных вкусах он не отличался особыми агрессивным направлениями.

Вот он уже влетает в джинсы. Сметая всё на своём пути, без сожаления скомкав газету поиска работы и свои записи о компасе и выкинув всё это мимо мусорного ведра. На секунду он задумался, взяв в руки рисунок Любви, но выражение его лица вновь приняло хмурый, мужественный оттенок и он с рычаньем порвал его, не оставив и кусочка. Разметав всю квартиру в поиске двух фотографий и компаса, Виктор, так ничего и не найдя, быстро собрался и вышел на улицу. Нужно было решить эти надоевшие вопросы, отказаться от всей этой суматохи, послать всех к чертям подальше, найти спокойную работу и жить припеваючи. Без жёнушки - пропади пропадом эта модница и предательница, без той прекрасной девушки - что за романтик? - что наплёл себе, непонятно! - Любовь! - Ага! Рисунок, всё такое. "Нет уж, с меня достаточно" - взрывался Виктор. Непонятная сила одолела его. Он шёл вдоль дороги, мимо старого сквера, - прямой дорогой к дому Цыганки Эли.

- Не надо, уберите руки от меня. Пожааллуйста, - раздался недалеко ужасный женский крик, плачущий, беспомощный и зовущий. А следом последовал пьяный хохот, мат и шум возни. Виктор остановился. Жилка на его правом виске удручённо дёрнулась, в глазах к ненависти добавилось отвращение. Он вытащил руки из карманов и побежал в сторону криков.

Четыре парня с дикими, перекошенными мордами, улыбающимися и мерзкими, - стягивали куртку с миловидной девушки, лицо которой было заплакано. Сил сопротивляться у неё осталось явно мало, а эти похотливые свиньи были этому только рады.

- Ты что, Машутка, - злобно вскрикнул один из них, с кривой ухмылкой, - ты же всем даёшь, и нам тоже дашь, мы сделаем из тебя настоящую женщину.

Новая волна рыдания, треск порванной юбки и глухой удар по щеке девушки, - ничто не вечно под луной, но сколько страданий и горестей вокруг, которых многие, увы, не замечают или делают вид, что не замечают. В разгорячённом мозгу Виктора пронеслась мысль о том,

почему же никто из, пусть и немногочисленных прохожих, даже не остановится и не поможет бедной девушке. Да и он же такой, вспомнить хотя бы, как он забрал сумку у беспомощного Севастьяна. Гнилое созданье! Виктору стало стыдно за себя, гнев его усилился ещё больше, он отодвинул большую ветку впереди и с протяжным криком: "Мрааааазь", пнул самого здорового из них. Потом ударил ещё кого-то, резкая усталость, боль в носу, переполох, бегущая девушка, вытирающий нос ублюдок, опять слепой удар по кому-то. В пылу борьбы, подвластный лишь ярости, но никак не разума и рассудку, Виктор устроил настоящий сумбурный переполох в этой ситуации. Вероятно будь он в своём обычном состоянии - он бы, по своей трусливой натуре - никогда бы такого не сделал, а вызвал бы тайком милицию, потом втайне угнетал бы себя где-нибудь за бутылочкой пива. Но многое же поменялось за последнее время, теперь поступки имели совсем другое значение. Если бы Виктор знал, как это раньше - он бы и раньше смог бы быть лучше,

ведь поступать по чести и достоинству - это то, чего временами так многим не хватает. Тем более в наше суетное время меркантильных взглядов на вещи, где Виктору не составило труда бросить Севастьяна в приступе, забрав его деньги, где он пытается быть добрым персонажем, но его гнилая сторона всегда выплывает разными личинами, она постоянно даёт о себе знать, поэтому сколько бы он ни пытался, как бы он не боролся, - шансы на его будущее были минимализированы его мелочной, прищемлённой натурой.

Сейчас Виктор лежал на траве, в луже собственной крови, чудовищно болел нос, правая сторона лица была мягкой, а губы напрочь разбиты. Он не знал, сколько времени прошло, но видел людей, - что бесконечными очередями шли мимо, один за другим, брезгливо смотрящие на него, - ведь он же олицетворяет собой неблагополучие! Грязный, жутко вонючий, залиты кровью. Фу! что за человек! Как так можно!

Но миф о том, что все люди равнодушные и злобные существа давным давно рассеян. И лишь полный

идиот, живущий философией "всё вокруг - полное дерьмо" может с этим не согласиться.

Однако в ситуации Виктора - никто ему так и не помог. Видимо, всё что делается людьми - оно всё-таки возвращается. Правда, многие сами разбираются между собой, а некоторые - смиряясь под личиной простофили - оставляют несправедливости более суровый удел. Конечно, верить или не верить в это - личное дело каждого - но Виктору было не до смеха. Сквозь красную картину окружающего, он увидел вдруг ту девушку, которую он спас, - она боязливо смотрела из-за дерева, а он лишь нашёл силы со злостью выплюнуть в её сторону зуб.

- Давайте я вам помогу, - осторожно спросила девушка, наклоняясь к Виктору и протягивая к нему свои руки.

Виктор простонал, взглянул более-менее работоспособным глазом на неё и сказал, снова сплюнув зуб:

- Катись к чертям, девка. Катись отсюда быстрее. Я сегодня не настроен на шуточки.

Девушка удивлённо подняла глаза

- Вы... Вы, можно сказать, спасли меня.

- Катись к чертям, я сказал тебя, - рявкнул Виктор, приподнимаясь, - Без тебя разберусь, с меня хватит помощи, девочка-одуванчик, приступ благодарности что ли? Давай, давай, канай отсюда!

Девушка встала, развернулась и пошла прочь.

- А я думала, вы - добрый

Виктор равнодушно посмотрел ей вслед. "Добрее некуда", - ухмыльнулся он и боль вновь напомнила о себе. Тело всё ломило, но Виктору стало абсолютно плевать, он даже крикнул одному из прохожих:

- Что уставился, мудила?!

На что тот быстренько ретировался, так ничего и не ответив. Хорошее состояние - плевать! Виктор даже смог подняться, - надо будет спросить у этой цыганки анальгина, всё-таки в таком состоянии долго на ногах не протянешь. Кровь надоедливо капала на губу, вокруг была грязь, нужно было быстрее добраться до места, сердце Виктора всё ещё бешено колотилось. Непонятное состояние одолело его.

Вдруг вдалеке он увидел того самого толстяка в мешковатом красном костюме.

- Привет! - хищно улыбаясь промолвил он, словно

перехватив взгляд Виктора, - меня зовут Фрок, я - толстяк.

Виктор попытался улыбнуться и, приволакивая одну ногу, вытянул в сторону толстяка средний палец.

- А меня Витя, придурок.

Виктор отвернул голову от толстяка и в следующее мгновение тогу уже там не было. "Надо будет спросить колдунью эту про жердяя", - мелькнула мысль у Виктора в голове.

Лифт шёл чертовски долго, какая-та обезумевшая старуха на ночь глядя выносила ведро с мусором, увидев Виктора, отшатнулась и посеменила дальше. А Виктор, не обращая на неё абсолютно никакого внимания зашёл в лифт и уехал на этаж Цыганки.

Вот и дверь впереди. Виктор три раза ботинком стукнул под низу двери.

Послышался треск внутри, кто-то явно заглянул в глазок.

- Вам кого? Что ломитесь так громко? Виталь, иди посмотри, сумасшедший какой-то! Дверь пинает.

- Открывай, глупая колдунья, - прорычал Виктор.

Снова послышался шум внутри.

- Вам кого? - послышался уже мужской голос, пытавшийся придать себе нотки уверенности

-Элю позови, - Виктор с досадой ещё один раз пнул в дверь ногой.

Внутри послышалась снова возня, слова "Виталя, разберись же с ним, что стоишь", и дверь со скрипом открылась.

На пороге стоял долговязый мужичок со впалыми щёками, чёрными усами и странно длинными руками.

- Молодой человека, Эля, - мужичок неуверенно задёргался, - здесь не живёт.

Виктор хищно улыбнулся, потом его вдруг озарило, - он же ошибся этажом!

- Да, да, нормально всё, ты что трясёшься весь, - Виктор дружески хлопнул мужика по плечу, - смотри у меня вся морда разбита, - сидите, смотрите комедии свои, я ошибся, мужик, давай!

Дверь быстро захлопнулась. Послышалось "Виталь, ты врезал ему?", невнятное "успокойся, дорогая" и вот Виктор уже шагает этажом выше. Вот дубина! Это надо же было перепутать этажи! Видимо, хорошее сотрясеньице он получил! Звонок в дверь квартиры Эли.

Но никто не ответил. Виктор мрачно уселся на лестничной клетки. Откуда-то жутко пахло мусором.

Мрачные мысли одолевали Виктора, жутко болела челюсть, голова и вообще, сказать по чести, - почти всё. От куртки остались лохмотья, один рукав почти оторвался. Злость Виктора от этого только усилилась. Он попытался ударить по стене подъезда, но перекосился от боли. В таком состоянии он и начал бредить впервые в своей жизни - так явственно и откровенно, - слова метались мимо него пиковыми валетами, он собирал из них собачью конуру, оттуда вылазил огромный зверь, которого он пытался приручить. Он сидел рядом с ним, ел с ним из одной миски, но в очередной раз этот адский пёс перегрызал ему горло и всё начиналось сначала. Фиолетово-синие светофоры, бесконечное шоссе, совы-циклопы, - всё смешалось в кучу, Виктор вновь и вновь брёл по лесу, оставляя зарубки на деревьях и пытаясь кормиться гусеницами, но из чащи вылетала белая гарпия и начинала царапать его голову, он, конечно, отчаянно отбивался, но ей было всё нипочём и вновь его бред, галлюцинации бросали его на новое испытание.

Теперь это был особняк. Старинный и жуткий, как в старых фильмах ужасов, Виктор подобрал валяющуюся соху возле телеги, и побрёл в сторону двери - даже и мысли не было свернуть куда-то в сторону. С виска стекало что-то тёплое, руки были обагрены коричневой кровью. С безумием в глазах, с уверенностью сумасшедшего Виктор открыл дверь и начал сражаться с толпами нелюдей, которые одолевали его повсюду, - пришло время, и он упал от усталости, в последний раз поднимая свою соху и обагряя её ужасной кровью.

- Виктор, Виктор, что вы здесь делаете, проснитесь! - Виктор приоткрыл глаза и увидел милое лицо цыганки, окаймлённое нимбом. Он даже сделал попытку улыбнуться, пытался поблагодарить её за то, что освободила его из проклятого дома.

- Ещё чуть-чуть и они бы меня... Всё, - он закашлялся, а Эля, открыв дверь, помогла ему еле-еле встать и положила его на кровать.

- Боже, Виктор, вы ужасно выглядете, будто вас танк переехал, право, - эта ведьма ещё шутила, - я подлатаю вас.

- Вы у меня будете как новенький, - Эля принесла тазик тёплой воды, бинты, коробочку с лекарствами и мазями и начала обрабатывать ссадины Виктора, - Ничего не говорите, вам сейчас нужен покой и отдых. Вам нужно поспать.

Глаза Виктора на секунду озарились вспышкой, он пробормотал нечто вроде: "А где у тебя здесь соха?" и отключился.

И снова мир привидений и удушающих страхов обволок его. Он мало соображал, что происходит. Но видел и чувствовал всё будто наяву.

Вот он стоял на берегу странной зелёной реки, будто ядовитой своей плесневидностью. Много странных исколотых, изрезанных людей стояло рядом и все плакали и кричали:

- Провези, провези!

- Харон!

- Умоляю!

Но лишь те счастливчики, у которых было две золотых монеты, усаживались в лодку паромщика и тот с невозмутимостью благородного спасителя и палача в одном лице перевозил их на другую сторону.

Виктор осознал свою цель здесь и хотел было, повинуясь своим земным инстинктам,

отобрать у кого-нибудь две золотых монеты, но какие-то сомненья начали одолевать его. Он осмотрел огромный свод пещеры, внутри которой все они находились, это было поистине жуткое зрелище, - гигантские сталактиты свисали над головами лазурными люстрами, феерическое тяготное сияние пронзало всё вокруг, тяжёлый свинцовый воздух висел в пространстве, а белые, измождённые лица людей из толпы приводили Виктора в ужас.

Сомнения его длились до тех пор, пока с конца пещеры огромный великан не отвалил камень - закрывающий выход и не начал зачитывать список тех, кто может покинуть пещеру - покинуть с другой стороны реки.

- Далмигор, воин семи болот, умервщлённый Белым Всадником, за добро содеянное, спасение Кристильды из Герохома от разбойников, пощажён Аидом, - залог внесла Мать Гериона, отдав за него жизнь свою... Ужасная картина предстала перед Виктором, - один из бледнолицых людей бросился к выходу с плачем и криком, заламывая себе руки, и кричал: - "Нет, верните, верните всё как

было" Но впереди мимо великана уже шла старая женщина с добрым, ещё будто бы румяным лицом, которое на глазах становилось сухим и... мёртвым. Тот, кого назвали, Далмигором обнял её, шепча: - "Зачем, зачем" и великан приказал ему немедленно убираться. Тот безрадостно пошёл к выходу, а его мать со слезами на глазах смотрела на него, держа в руках заветных два золотых.

Виктор видел также троих смельчаков, попытавшихся пробежать мимо великана и видел участью, которая их постигла, поэтому он сразу отказался от мысли присоединиться к ним. Двоих великан бросил во тьму одного из проходов пещеры, где из тьмы сверкнули шесть жёлтых глаз и душераздирающий стон был свидетельством тому, что этим двоим пришлось несладко. Третий же был брошен в зелёную реку, его схватили тысячи маленьких щупалец и душа его была обречена на вечные мучения на дне Стикса. Виктору стало не по себе, он вдруг переосмыслил свою жизнь. Что-то новое открылось для него. Ему захотелось делать добро, которое при жизни он

так отвергал или пропускал мимо себя, подчиняясь своим материальным позывам или чувству собственного благополучия. Неужели он не заслужил один маленький шанс на жизнь? На настоящую жизнь? Где он будет знать, как вести себя...

- Харон, Харон, - вскричал Виктор, расшвыривая руками бледнецов, - подожди! Деееедууууля!

Старик едва повернул седовласую голову через плечо, бледнецы отступили в суеверном страхе.

- Уважаемый старец, неужели, неужели нет выхода отсюда? Что здесь делают все эти люди? - Виктор почти кричал в этой пещерной пустоте.

Харон задумчиво взглянул на него.

- Почём знать мне то, чего не положено. Два золотых - в царствие мёртвых один билет. До царствия живых мне дела нет. Моё предназначенье в том.

С этими словами, он тяжело оттолкнул лодку и водная гладь зарябила, весло тяжело переваливаясь с бока на бок, тяжёлым грузом задвигало лодку.

Виктор отшатнулся поражённый, он трижды ущипнул себя, посмотрел на ухмыляющегося вдали Великана.

Эля видела как Виктору приходится нелегко. Он бредил, сон его был крепким и в то же время беспокойным. Она в тысячный раз смачивала его лоб холодной водой, меняла повязки, - эта ночь была нелёгкой и для неё. Временами лоб Виктора покрывала странная, будто заплесневелая испарина, иногда он становился мертвецки бледным - ей становилось страшно - она уже намеревалась вызвать скорую - дело возможно было более серьёзным, чем могло показаться, но по причинами - одной ей ведомым - скорую она позволила бы себе вызвать лишь в самом крайнем случае.

Виктор мучался от боли. Правая половина его лица сильно покраснела и опухла. Ухо было ободрано, губы напоминали окровавленную сладкую вату, - такую какую продают на уличных праздниках. Правый глаз затёк, бесчисленное количество ссадин было на лице. Эля приложила ухо к его груди - сердце билось. Она вновь поменяла повязку на лбу и, беспокойно смотря на него, села рядом.

Надо отдать должное Виктору, - держался он молодцом. Вряд ли мы бы с вами устояли перед столь чарующим зрелищем. Однако, Виктор крепко стоял на ногах и мысли его лихорадочно соображали как поступить в этой ситуации. Вновь великан открыл проход и ровным басом стал зачитывать имена, новые истории проплывали мимо Виктора - трогательные, душераздирающие, самозабвенные и лиричные, местами невероятно печальные и грустные, - новые люди приходили, некоторые бледнецы уходили.

Виктор осторожно подошёл к великану и спросил: -

- А меня нет в списке?

Великан, скривил морду, с отвращением посмотрел на Виктора.

- Иди отсюда, Мелюзга, ты видимо Виктор, да?

Виктор задрожал и кивнул.

- А ты вспомни, что хорошего ты сделал в жизни. Может и пропущу. Только помнится мне, ты лишь сумку с деньгами украл у человека, он на операцию нёс для дочери - а ты украл все деньги. И теперь его дочери ни за что не выжить. Плохой ты человек, Виктор.

Не хотел или просто не мог делать. Думая об этом он не заметил, что отличается от других стоящих по эту сторону реки, к сожалению, потому что в этот же миг лица желающих перебраться на другую сторону исказила злобная, полная зависти гримаса. Зависти к глазам полным жизни, к крови, которая никогда больше не польется по их венам и они перешли в наступление..

Виктор открыл глаза от приятного, прохладного прикосновения пакета со льдом. Эля смотрела на него скорее с любопытством нежели с сочувствием. Оказывается во сне на лице Виктора отражались слишком смешаные чувства, которые очень ее заинтересовали. Но сейчас в первую очередь надо было думать о заживлении ран, чем и занялась цыганка пока Виктор описывал ей все подробности истории произошедшей с ним, упуская толко тот момент, что нагрубил той девушке, которую спас. Его душила совесть, она как змея, склизкая и длинная, подбиралась все ближе и ближе к его горлу, опутывала его и начинала сжимать так, что перед глазами заплесали круги.

В глазах Виктора потемнело.

- Я.. Я... Я не плохой, - голос Виктора дрожал, - я могу всё исправить. Я не хотел. Я...

Виктор сел и заплакал, словно какой-нибудь ребёнок.

Из темноты одного из коридоров блеснули жёлтым огнём шесть злобных глаз. Великан улыбнулся.

- Иди, поблуждай там, подумай, Виктор, может надумаешь чего. А пока... - он со злобой задвинул камень - нет тебе дороги обратно. И смотри, долго не думай! А то будет поздно!

Он легонько пнул Виктора и тот покатился назад к толпе бледнецов, а вскочив на ноги, метнул злобный взгляд на улыбающегося Великана, но тут же успокоил себя - совсем не к месту сейчас злиться и бесноваться - пользы никакой ни себе, ни другим. Вот опять! Виктор поймал себя о мысли! Польза! Вот что руководит его технарьской душой! Ладно хоть про других вспомнил! Одно утешение.

Взгляд его упал на одного из бледнецов - такого юного, лицо его было утончённо, хотя и подпорченно мёртвым блеском, - тот в отличии

от других не рвался ни к выходу, ни к Харону. Он просто сидел на камне возле реки, мечтательно вглядываясь в пещерный свод, словно пристально изучая каждый сталактит, каждую слипшуюся горную породу, каждый камешек на тёмно-жёлтом песке берега. Босые, грязные ноги сновали в поистине заупокойной панике по берегу, но лишь Виктор, стоящий посреди этого хаоса с открытым ртом и мечтательный юноша, сидящий на камне - казалось, были другой частью этого неведомого представления.

- Привет. Меня Виктор зовут. А ты... - Виктор слегка запнулся, юноша посмотрел на него проникновенным, глубоким взглядом, в котором, казалось, родилась сама истинная печаль, - а ты кто? Как ты здесь оказался? Ты непохож на других.

Молодой бледнец закашлял.

- Время пришло моё, видимо. Слишком я уж дрался за свою Любовь. Боролся. Наверно, не отпустил вовремя. И вот почти уничтожен. Выхода мне нет отсюда. И даже, увы, два золотых... Сижу вот сейчас и мыслю, - как мог бы я всё изменить...

Эля увидела, как Виктор дёрнулся во своём бреду, она подула ему на лоб - казалось, на его лбу можно было жарить яичницу. На улице стояла глубокая ночь. Эля заботливо сидела возле Виктора и терпеливо дожидалась, когда его состояние улучшится. Временами были моменты, когда он будто бы пытался очнуться, но вновь и вновь бездна забытья поглощала его, да с такой порой страшной силой, что Эля не могла себе найти места.

- Слушай, а ты не думаешь выбраться отсюда? - спросил Виктор.

- Но как? - равнодушно заметил новый знакомый Виктора.

- Ну... Я пока не знаю, - Виктор хмуро взглянул на великана, а потом ещё более хмуро на тёмный коридор со светящимися шестью глазами, - старик, видимо, везёт не совсем туда, куда нам надо. Надо что-нибудь предпринять.

Виктор слегка засомневался, но потом протянул руку молодому бледнецу:

- Меня Виктор зовут.

Бледнец тоскливо посмотрел на Виктора и, пожимая руку, промолвил:

- А меня Катар...