Любовь стояла на пороге родного дома, не решаясь нажать кнопку звонка.

- Ну что, явилась - не запылилась? – Девушка вздрогнула от неожиданности. По лестнице поднималась уже немолодая грузная женщина, ехидно улыбаясь.- Недолго тебя Москва принимала. Много вас москвичами-то заделалось, всем хочется столичной жизни испробовать. Ну что, большие деньги заработала? А чё пропала-то, и телефона даже не оставила?

- Ладно, тётя Маша, прости уж… Я теперь дома поживу…Плохо мне…Не ругайся…

Женщина открыла дверь и Люба проскользнула внутрь квартиры. Как давно она не была здесь! Все тот же чесночно-лаврушковый запах домашних консервов, напоминавший о продолжающейся здесь размеренной и когда-то привычной семейной жизни.

В ее комнате практически ничего не изменилось. Только мольберт валялся на полу вдоль стены и рядом брошены несколько рулонов ватмана. На софе ожидали ее любимые плюшевые друзья – старенький заплатанный, с пуговицами вместо глаз медвежонок Бомжик и большой лохматый рыжий пёс Федька. Это были последние мамины подарки, которые, казалось, сохраняли ее тепло и запах. Любе было чуть больше десяти, когда ее мать – солистка успешного танцевального коллектива - не вернулась с гастролей из Германии. «Загуляла с худруком, шалава, красивой жизни захотела, бросила ребенка», - девочка слышала, как в сердцах делилась с приятельницами тётя Маша. Отец, достаточно сложно утверждавший себя как художник-портретист, тогда запил и совсем перестал заниматься дочерью. К ним в квартиру из деревни переехала его одинокая сестра, которая вынуждена была присматривать за Любой и разрываться между подсобным хозяйством и городскими заботами по воспитанию племянницы.

Люба бросила сумку в угол и легла на софу. Та привычно скрипнула. Люба смотрела на потолок и думала о Викторе. Странно, и почему она вот так доверилась ему, совершенно незнакомому человеку, пригласившему ее посреди ночи к себе домой? Это совсем не было в ее характере. Но было в нем что-то такое... знакомое что ли. Что-то, что говорило ей: "Вот он - твой родной, твоя половинка. Он никогда тебя не обидит сам и никому другому не даст в обиду!"

Но она все же не осталась у него, хотя ей очень хотелось остаться. Ее остановило кольцо на пальце, которое она заметила, несмотря на то, что Виктор старался его спрятать, а потом и вовсе снял. Он женат, а это значит, что ей нечего делать в его жизни.

Дурацкие принципы! Нам их вбивают в голову,мы их сами себе придумываем, а потом от них же и страдаем. Почему некоторые люди могут жить так, как велит им сердце и не задумываются ни о чем? А некоторые мучают себя по пустякам, все выверяют и просчитывают, а все идет все равно не так, как хотелось бы? " Надо было плюнуть на все и остаться. Остаться навсегда. Если бы он этого захотел. Жена? Значит не на столько он ее любит, раз приводит в дом незнакомую девушку. Да что я несу? Я же знаю, что упустила свой шанс и теперь ничего не вернуть! Глупая! Мазня бесхарактерная! За свое надо бороться, вгрызаться зубами... А ты взяла и отказалась! Честные мы какие!"- ругала себя Люба. Она мечтала о том, чтобы увидеть его снова и тогда....

Ее лицо осветилось улыбкой при воспоминании, как она писала портрет Виктора. С такой увлеченностью она еще ничей портрет не писала. Каждый штрих ложился будто сам собой.

Ах, как все же жаль, что он женат!

Ее размышления прервала тётя Маша, заглянувшая в комнату:

- Ну что? Валяешься? Хоть бы вещи прибрала, а то, как зашла, разбросала, так и будут валяться теперь неделю!

- Ну, тёть Маш! - воскликнула Люба, она до смерти не любила, когда ее отрывают от мыслей, тем более вот так бесцеремонно, - приберу я, приберу.

- Когда? - прищурилась тётя Маша. - Когда рак на горе свистнет?

- Сейчас приберу.

Нехотя Люба поднялась с софы и под пристальным взором тёти Маши подняла сумку. Та вздохнула, осуждающе покачала головой и вышла из комнаты со словами:

- Как приберешь, иди поешь, еда на столе.

Люба, как в детстве, перевернулась на бок, затем ещё раз... ну а в конце свалилась с софы со счастливым смехом.

Она хотела обратно в Москву. Её тянуло туда. И не потому, что это был город, в который тянет, а потому, что там был тот, к кому тянуло.

Она кружилась по комнате с каким-то счастливо-сумасшедшим выражением на лице. Весь мир казался радужно-улыбчивым. "Неужели в этом мире существует что-то плохое?" - думала Любовь, крутясь на одном месте, понимая, что голова вот-вот закружится, и она упадёт на софу. "Ничего плохого нет!.." Когда Любовь была маленькой Любочкой, она точно так же кружилась и мечтала, а потом резко останавливалась и говорила: "Земля действительно кружится!" - и шаталась из стороны в сторону по комнате. "Где же ты детство? Ничего плохого!.." Люба остановилась и задумчиво посмотрела перед собой. "Только кризис..." - вздохнула она.

"Да, да, да - надо в Москву. Обязательно надо ехать к нему... но, - она снова остановилась, - но ведь он женат. Стать его любовницей? Ни за что! Разве только другом, хотя и будет больно смотреть как он счастлив со своей женой." Но не видеть его, не слышать его, с каждым часом для Любы становилось все труднее и труднее. "Поеду! - твердо решила она, - а там будь что будет."

- Дура! - кричала тетя Маша, носясь по кухне как разъяренная львица, - да кто тебя там ждет?! Кому ты там на фиг нужна?! Я-то думала: ну вот вернулась - за ум возьмется, а она опять в Москву!!!- Она остановилась перед Любой, сидящей на табурете с гордо поднятой головой.

Казалось слова тети Маши совершенно ее не касаются. Она уже видела себя там, в Москве, рядом с Виктором. И хотя даже в ее воображении рядом маячил призрак его жены, Люба уже была счастлива. Люба посмотрела ясными, светящимися от счастья глазами в глаза тети Маши и твердо произнесла:

-Я все равно поеду. Вы меня не остановите.

Тетя Маша открыла было рот, чтобы что-то возразить ей, но затем махнула рукой и сдалась:

- Ну и черт с тобой! Езжай куда хочешь! Хоть в Москву, хоть к черту на рога.

Она отвернулась и вышла из кухни, оставив Любу одну. Люба слышала, как тетя Маша ворчит в своей комнате и перекладывает вещи. Раздался грохот упавших коробок, а затем в кухню вошла тетя Маша:

- Держи, - она бросила на стол измятую пачку купюр и, развернувшись, вышла.

Люба побежала за ней:

- Откуда такое богатство? И почему ты мне его отдаешь? - Девушка была шокирована поведением тетки. Ведь еще полгода назад, когда ей очень нужны были деньги на обустройство в Москве, тётя Маша отказала ей в поддержке. Из-за этого даже произошла ссора. Люба перехватила у подруги несколько тысяч рублей, чтобы доехать из Владимира до столицы и продержаться там первое время. Когда она устроилась в рекламное агентство на испытательный срок, она даже не позвонила домой, так ее обидела тетка. А тут вдруг такая щедрость...

- Да твои это деньги, не пугайся, - успокоила тётя Маша. - Я тут нашла несколько работ твоего папаши, да и твои рисунки были брошены в комнате... А знаешь, за них дают неплохие деньги. Мне приятельница подсказала, к кому обратиться... Так что, получай, что заработала! Ой, Любка, бедовая девка, никак на месте не сидится. Жалко мне тебя. Ты хоть не пропадай на этот раз...

- Не пропаду, тётушка. Просто... ну мне очень надо. - Люба обняла тётю Машу и уткнулась носом в её грудь. - Я ещё вернусь. Обязательно вернусь. Ты не переживай...

- Ну хоть пару дней побудь здесь с нами. Твои друзья меня извели: "Ну когда Любка приедет, ну когда?" А я им: "чёрт её знает!"

- Можно я позвоню?

- Да звони. Кто тебе мешает?

Люба зашла к себе в комнату, взяла в руки новенький мобильный телефон, купленный тётей Машей себе любимой на День рождения, и уселась на софу, подтянув колени к груди. Пальцы быстро нажали маленькие кнопочки. Раздались длинные гудки. В трубке послышался знакомый голос.

- Аллё?

- Вовка, привет! - радостно поприветствовала Люба.

- Любка? Ты что ли? Когда приехала?

- Да только-только. Как дела?

- Э-э... нет! Давай ты рассказывай. Как Москва?

- Да... город, как город. Бывают и лучше. Шумный, больно уж, а так привыкаешь. Ну и люди там... разные. И китайцы, и... таджики, и узбеки, и... э-э... ну много всяких! И из Улан-Удэ, и из Пскова, и из Якутска!

- Давай вечером к Димону? Он как раз приглашал...

- Ну давайте! Я по вам так соскучилась!.. - Люба вспомнила время до её отъезда в Москву. Тогда она, Вовка и Димка писали портреты на улицах города прямо с прохожих. Им даже удавалось их продавать и тем самым зарабатывать на жизнь.

- Я как раз тебе свою новую картину покажу! Обалдеешь...

- Пейзаж? Натюрморт? Портрет? - оживилась Любовь.

- Нет, ты придёшь и посмотришь! А ещё... давай мы тебя нарисуем как олицетворение Любви, а? - Люба не знала, что ответить.

- Не... я против, - задумчиво протянула она.

- Ну давай! Да Димон так тебя нарисует, что никто и не догадается, что это ты, если хочешь? Нам просто... ну... фигура нужна, женская... натурщица в общем. А все наши... знакомые наотрез отказались да ещё и послали, куда подальше. Люб, ну пожалуйста. - Повисло молчание. - Ты мне друг?

- Друг, друг... - вздохнула Люба.

- Ждём тебя вечером... мы шампанского к такому случаю купим!

- Может, что ещё? Колбасы, сыра, хлеба, а?

- Всё будет по высшему кл... - слова Вовки вдруг резко оборвались и его родной голос сменили сухие короткие гудки... Люба с недоумением посмотрела на сотовый. "Может деньги закончились", - мелькнула мысль у неё, - "Или сбросил случайно...". Она попробовала набрать ещё раз, но услышала такое тактичное и безжалостное: "Вне зоны действия сети".

В недоумении Люба положила сотовый на полку и несколько минут боялась от него отойти, словно ожидая, что вот сейчас Вовка перезвонит ей! Но нет... Телефон молчал...

Она снова набрала его номер, потом ещё и ещё, и ничего, и тишина...

Люба задумчиво смотрела в окно комнаты и размышляла о том, что же всё-таки могло произойти. Почему-то в голову лезло только всё самое худшее. "Может в квартиру пробрался маньяк? Может он шёл по улице и провалился в... озеро? Люк?"

Снова зазвонил телефон. Люба посмотрела на номер. Нет, это был не Вовка.

- Аллё?

- Любка, это снова я! У меня телефон упал в люк! шахтёры, блин! Открыли и не закрыли! а достали, так он весь в... в общем не важно. Вот один тут дал свой , тебе позвонить... Мы тебя ждём! Учти! Ну а колбаски, сырку нам не помешало бы.

- У вас картошка есть?

- Есть. Уж она-то есть точно...

- Ну сварим вечерком. Мясо есть? - деловито спросила Люба.

- Да есть, есть... ты за кого нас принимаешь? Думаешь мы вообще ничего не едим?

- Думаю, - весело созналась Любовь.

- Ладно, давай. Надо вернуть телефон этому типу...

- Давай, до вечера... А, во сколько приходить?

- Не знаю. Да давай часов в шесть. - Гудки...

Не успел еще замолчать звонок, как дверь распахнулась и в появившемся просвете нарисовалась испачканная краской, но от этого не меньше светящаяся радостью, физиономия Димки.

- Ты как раз вовремя! - Димка распахнул дверь пошире, чтобы Люба смогла пройти. - Вовка только что звонил, он уже идет...

- Что это с тобой? - удивилась Люба, входя в чисто прибранную прихожую, - я не припомню, чтобы здесь когда-либо было так чисто.

Димка густо покраснел и, запинаясь, произнес:

- Да понимаешь, в общем... ну это...

- Да говори уже! - не выдержала Люба.

- Я... вроде как... жениться собрался... - с трудом выдавил из себя Димка и с виноватой улыбкой посмотрел Любе в глаза.

- Фу, а я-то думала, что к тебе мама нагрянула! - улыбнулась Любовь и прошла с объемным пакетом, который ужасно оттягивал ее руку, в кухню.

- Да нет, она уже давно не приезжала. Все обижается, что я ее не послушал и пошел на художника...

- А она в курсе предстоящего радостного события?

- Не-а, не в курсе, - весело подмигнул Димка, - она же сразу начнёт меня готовить к семейной жизни, ну ты и сама понимаешь.. Ну не об этом сейчас, главное, давай всё по порядку! Ты не обижайся, я тут с Вовкой пару твоих старых картин продал, - когда совсем туго стало.

Димка виновато почесал голову.

- Делать мне больше нечего, как обижаться по таким... э... вещам. Помоги мне пакет разобрать, пожалуйста.

Димка закрыл дверь и пошёл за Любой на кухню. Она с облегчением поставила пакет на табуретку, Димка его схватил за ручки, чтоб не упал и спросил:

- Ну как она, Москва? - Спрашивал он с неподдельным восторгом. Сам когда-то ездил, лет пять назад. Вернулсся, победно потрясая пачкой денег, на которые и купил себе эту квартирку.

Люба вернулась в прихожую, сняла балетки, повесила куртку на крючок и вернулась к Димке. Он раскладывал продукты в холодильнике, мыча какой-то мотив.

- Москва... - Любовь запнулась. Ей вспомнились её съёмная квартира с сумасшедшими соседями, работа, новые знакомые, хозяйка квартиры с её толстым мужем-дипломатом, которая выгнала Любу за неуплату, вспомнился Виктор и Лулу... - Шумный город с дикими людьми, но мне понравился. Еcть в нём что-то удивительно-притягательное.

- Да, и не говори. Я вот тоже всё вернуться туда хочу. Да как-то всё дела...

- Ну да, а теперь ещё и свадьба. - Люба довольная улыбнулась и села на табуретку за столом прямо напротив Димки.

- Да уж... до сих пор не понимаю, как до такого дошёл. - Он закатил глаза к потолку и вздохнул. По лицу Димки расплылась счатливая улыбка.

- Где невеста-то?

- Уехала на неделю в командировку. Прошло только два дня, а я уже так соскучился! - Димка посмотрел Любе в глаза и спросил. - Чай будешь?

- Да, кофе. - Любовь улыбнулась.

- Какие мы удивительные, русские. Нас спрашивают одно, мы говорим другое, но почему-то друг друга понимаем.

- Ты вдался в философию?

- Нет. Просто что-то навеяло... - Димка встал с табуретки, достал кружку с божьими коровками и свою любимую с кораблём, плывущим на закат.

- Вовка сказал, что у него новая картина... - Люба приняла от Димки горячую кружку кофе.

- Да. Просто обалденная! У него последнее время много проблем. Навалилось, знаешь? Он всё выплеснул в неё. Она божественна!

- Уже хочу увидеть...

Раздался дверной звонок. Люба приподняла бровки и поставила кружку на стол. Димка сорвался с места и подскочил к двери. Нервно проворачивая ключ в замочной скважине, он с улыбкой смотрел в глазок.

Люба встала с табуретки и подошла к двери. В квартиру вошёл Вовка.

Сказать, что он был красив, ничего не сказать. Он был безумно красив и также безумно несчастен. Наверное, потому и стал художником, да ещё и поэзией увлекался. Сам писал и читал много. Одно время Люба была в него влюблена, но потом поняла, что он не больше, чем лучший друг. И не меньше.

Девушки вешались на него, пытались обращать на себя его внимание. А он любил таких, которые не обращали на него особого внимания, на вопросы отшучивались, не умели строить глазки и при случае всё говорили в лицо, а не за спиной. Он сам был немного... сумасшедший и любил себе подобных. Предложи ему сейчас Люба уехать в Москву, он бы, не раздумывая, согласился.

Вовка подхватил Любовь на руки и закружился в маленькой прихожей.

- Любка! Я так соскучился! - "Он соскучился..." - мечтательно подумала Любовь. "Мой друг!"

- Ты не представляешь, как я соскучилась! - Вовка поставил Любу на пол и оглядел своими голубыми глазами. - Что ты так на меня смотришь? - подозрительно спросила она.

- Ты всё та же Любка! Совсем не изменилась. - Он улыбнулся. Искренне и тепло. Люба дотянулась до его почти белых волос и рукой взъерошила их.

- Вот теперь ты такой, каким был, - удовлетворённо произнесла она.

- Ну что, так и будете толпиться в моей чистенькой прихожей? - весело спросил Димка.

Вовка достал из кармана телефон.

- Не работает? - спросила Люба.

- Не-а, - печально ответил Вовка. - Пооткрывают люки, а закрыть - не закрывают.

Димка взял телефон в руки, рассмотрел его со всех сторон и серьёзно произнёс:

- Жить будет. - Развернулся и пошёл на кухню.

Любка и Вовка остались одни.

- Ты обещал показать картину.

- Пойдём. - Вовка подтолкнул Любовь к небольшой гостиной, а по совместительству и рабочему помещению Димки. Комната, как обычно, была завалена холстами, старыми и новыми мольбертами. Всюду были краски, кисточки стояли в пивной кружке. Несколько лежало на полу, рядом с мольбертом, на котором сохла ещё свежая картина, изображавшая русую девушку с задумчивыми серыми глазами, сидящую на берегу ручья в грубой мужской рубахе с венком из полевых цветов. Что-что, а своё рабочее помещение Димка привести в порядок никогда не мог.

- Невеста, - сказал Вовка, кивнув на картину. Любка вспомнила, как рисовала портрет Виктора. "Димка-Димка... я тебя понимаю."

Она оглядела комнату, и её взгляд остановился на картинах, разложенных на диване. Были там и пейзажи, и портреты, и все какие-то яркие, сквозящие счастьем. "Вот как любовь действует на людей..." - подумала девушка.

Вовка осторожно отодвинул мольберт и вытащил из-за него холст, скатанный в трубочку.

- Ну давай, не тяни... - Любопытство готово было съесть Любовь без остатка.

Вовка продолжал очень осторожно. Он медленно развернул картину. Любка тихо охнула.

Она действительно была божественна. Казалось, что это просто увеличенная фотография.

Почти чёрное бушующее море, небо перетянутое тучами, ливень, скалистый берег, чёрные голые деревья и одиноко стоящий на самой высокой скале человек.

От картины так и веяло холодом. Любе показалось, что это она стоит там на берегу, и её вот-вот смоет волна в это жуткое море.

Это была божественно-жуткая картина.

Вовка устало скатал её обратно в трубу и убрал за мольберт.

- Не смей её продавать... - только и выдавила из себя Люба.

- Почему? - удивлённо спросил он.

- Потому что она ТВОЯ. И ничья больше. В ней твои чувства и эмоции. - Люба задумалась. - Негативные, кстати говоря.

- Я хочу её сжечь. - С горечью произнёс Вовка.

Наступило молчание. Любовь никогда не выкидывала свои картины, если они ей не нравились.

- Поедешь со мной в Москву? - спросила она.

- Что я там забыл?

- Любовь... - прошептала она, взяла его за руку, и они пошли на кухню к Димке.